Крикни Убийца, тоненьким голоском - Страница 13

— Так: он быть a stregone. Inglese, волшебник? Il Maledetto Милорд. Он хвастается — о, всем его compari — своей negromanzia. Sbruffone! Он мочь призывать духов...

«Из бездны», — подумал Бен и застонал.

— Но он обманывает. Это magia, чтобы поднять его собственный бедный дух.

— Дик, встань, — сказал Бен, копируя Армина.

— Sèr?

— Продолжай. Я очарован.

— Он хочет лежать с la pagana dea — Хелен?

— Еленой. — Вот чего он добивался. «Ее уста мою исторгли душу; смотри, она летит».

— Твое incanto лучше его. Более музыкальное. — Еще одно маленькое печенье. — Там есть много stregoneria: свечи и мел. Он голый в своей одежде. Veni! он кричит. Нежная музыка, ниоткуда (это играет occulto Маттео). Что за страх! Что за orgoglio! Он опять кричит Veni! И ветер дует, все его свечи гаснут — Уф, уф — кроме одной (это Марко с un soffietto?). — Он подражает звуку работающих мехов. — И в третий раз Veni! Появляюсь я, святая Елена. Я в платье миледи Вокфор: он этого не знает. O madòna. Он дрожит передо мной, этим vixión. Он становится передо мной на колени, поклоняется мне. Incantata. И его baccala — вяленая треска — встает. Adorat, surgit. Я должен кусать губу. Но я настоящий? Или fantasma? Наконец он поднимает мои нижние юбки (in riverenza, ser, верьте мне: как святую реликвию), хочет поцеловать мою mona, — Орацио оттопырил палец левой руки, — и понимает кто я — он сжал правую ладонь в кулак.

— Так пусть для женщин станет плоть наградой.

— Ser?

— Мальчик.

— И он избивает меня. Но проделка есть хороший. — Еще одно печенье. — Потом, уже здесь, в Венеции, я спрашиваю mé nona, и она спрашивает свою сестру, и они знают a grima. И я покупать магию, но маленькую: Xe mejo che non copa. Это лучше, чем я убивать. — Он оборвал себя. — Ты сказать мне, хорошо ли заклинание: будут слухи?

Он подтолкнул коробку к Бену.

— Последнее? Нет? Тогда я ем. — Он прикончил печенье в три укуса и слизнул сахар с кончиков пальцев.

— Его дух не придет.

Под вывеской «Коза и Трубки»

Это была лавка, пещера теней. На полках стояли друг на друге кристальные сферы, миры Бруно. Бен пробормотал своему венецианцу ждать и осмотрел новый мир, бледный и сверкающий. Рядом с мехами, прямо у входа в ад, скорчился мальчик, почти обнаженный, только в грязной красной шапке и клочке ткани. Черный от сажи, саламандра, чертенок. Он манил, скалил зубы и держал своей эльфийской рукой — что? сердце воробья? О, палач! Он бросил его и Бен схватил: комок травы, горячий лед, сгусток крови ведьмы. Груз.

Лондон, Троица 1604

В длинные майские вечера было еще светло: после представления новой трагедии влюбленные бродили по траве, зеленые ленты мелькали даже в городских глубинах. Боярышник тряс их лен по всему Мурфилдсу. Сорочки падали. Шумел моррис. Дрожали стрелы и попадали в цель. Великий Лондон праздновал и играл.

Бен, вернувшись из путешествия, угрюмо слонялся по переулкам. Диета из жажды мщения и каракатиц превратила его в ширококостное существо с ввалившимися глазами и всклокоченной гривой, похожее на ломовую лошадь. Прежде чем он смог заговорить, он выпил целую бочку эля и съел гору мяса и троицына быка — новый Фальстаф над подносом с едой на гомерическом пиру; сам Ахилл не мог бы так умело орудовать ножом, а потом еще потребовать пудинг. Обретя новое дыхание, он первым делом высказал отвращение к Нептуну и проклял всех его родственников с плавниками, за исключение русалок. Тем не менее его дух упал. Его Лондон казался сделанным из бумаги, как шуршащая кампания под крышей Калдера.

У него есть сообщение для этого парня. Он ехал с таким видом, как будто лодочник был Хароном.

У двери изливала чувства домохозяйка Рейфа. Настойка Раддока развязала ей язык:

— Мальчик? Гарри — наш новый подмастерье, красивый мальчик, нежная Нерисса — бросил играть. Роль для Калдера? Хандрит в своей мансарде.

Бен поднялся наверх.

Стропила оказались раздеты. Голые разрушенные хоры.

— Спасибо Нептуну за ваше быстрое возвращение, — тихим голосом сказал неожиданно появившийся Калдер. — Я наблюдал за этой крысиной норой. Он болен.

— Значит он умрет? — Шок разочарования; вспышка надежды.

— Нет: он должен убить, и немедленно; должен выпить, чтобы оживить себя.

— Их кровь?

Щека покраснела. Но речь не стала более изысканной.

— Я думаю, их сперму.

— Это он может добыть в Мурфилдсе; или дома, если у него еще есть мальчики на посылках.

— Как обычно. Но для большого пира ему нужен деликатес.

— Откуда ты это знаешь?

— У него есть сводник: Вампир, любитель забав. Политическое создание. Своего лица нет — и любого другого человека тоже — постоянно надевает обманывающую маску.

— Да, — сказал Бен. — Я знаю, как он ко мне относится. — Ярость вспухла. — Ей-богу, он сидел среди присяжных коронера.

— Тогда он хорошо служит дьяволу. — Поворот и шаг. — Он говорил с Хью Тимминсом.

— Когда?

— После пасхи, когда начались представления. Ему потребовалась неделя или что-то в этом роде, чтобы отметить своего зайчонка. В конце апреля. — Калдер заговорил медовым голосом. — «Ах, какой умный мальчик. Не хочет ли он спеть для моего хозяина? Очень знатный лорд (хотя я и не могу произнести его имя), высокопоставленный, но впал в меланхолию. Не может заснуть, если не услышит нежной музыки рядом с кроватью». — С горечью. — И хорошенький глупец поверил ему, но проболтался мне.

Бровь поднялась.

— Нет, я ничего не сказал ему об опасности, но отвлек его игрой.