Крикни Убийца, тоненьким голоском - Страница 15

— Это, — сказал Вампир. — Он примет тебя в этом. — И Калдер, отвернувшись от него, снял одежду и надел на себя смерть своего любовника.

Потрясенный, он повернулся назад, чтобы вернуть себе нижние юбки, но нога сводника уже наступила на них.

— Останутся здесь. — Он пошевелил их шпагой. — Ничего не проносить внутрь. — Он снял с пальцев актера кольца и вынул из ушей серебряные сережки. «Наг ты вышел в тот мир, наг и возвратишься». Слуга открыл огромный ларь. — Эти. — И он умело нарядил Калдера, как ребенка для траура. О, он знал свое дело. — Ты знаешь свою роль, девица? Говори только то, что написано. В остальное время молчи.

Через лужайку, мимо кипарисов, в умирающий дом, из одной пустой комнаты в другую, молчаливый Вампир вел одетого в кружева мальчика на верную смерть. Его враг, его собственный: но этой ночью по крайней мере один из них отправится в Ад. Комнаты: раздетые, без гобеленов; безглазые стены, из которых вырвали всю живописность. Темные комнаты, спиралью уходившие к Минотавру: его нитка из крови.

Вот так должен был идти Питер, его наполненные тьмой глаза вспыхивали, переходя от одного зеркала к другому, наполовину завешенному, опасаясь собственной тени. Калдер заглядывал в каждое, в поисках слабого света его волос. Он мечтал протянуться через разбитое стекло, быть протянутым туда, сразу акушерка и роды: он не знал, поднимается или тонет. Они плыли и плыли, по кровавой реке. Но в каждом зеркале он видел только себя. И не себя: девочку-невесту, ставшую вдовой прежде, чем лишиться девственности.

Вампир остановился, откинул тяжелый занавес и отомкнул замок на двери, как будто лорд был там пленником: то ли держали его внутри, то ли Тезея наружи.

Комната, холодная, высокая, роскошно обставленная, огромная кровать завешена алым пологом. Его чудовищный противник, в белом и золотом, ждет: ширококостный, мрачный, чем-то похожий на кентавра. Даже в теплую ночь середины лета он надел подбитый мехом тяжелый халат из расшитого бархата. В камине бушевал огонь. Тем не менее граф дрожал. Он выглядел старше своих пятидесяти, и еще подкрасился, как красивый юноша. Губы в язвах.

Калдер присел: очень глубокий реверанс, демонстрирующий совершенную покорность.

— В черном? — Голос слабый и раздражительный, учащенное дыхание.

— Из-за смерти брата, милорд.

Вампир ущипнул мальчика.

— Придержи язык.

Рука поманила; тяжелыми кольца на ней ярко вспыхнули в свете очага. Глаза, с отчаянием глядевшие через свинцовую маску, посмотрели на Вампира так, как умирающий смотрит на врача: не для опиума, но ради крохи жизни.

Управляющий поклонился.

— Королеве, милорд, понравилась ваша интерлюдия.

— Неужели? — Уголек среди пепла. — Глориане?

— Именно ей.

«Старой королеве? Что за игра?»

В пепельных глазах что-то вспыхнуло и стало угасать: какое дуновение его раздует?

— За причудливость и краткость, милорд; за необычное построение; и больше всего за вашу гальярду. Ваша пляска восхитила всех. Она приказала сыграть ее перед итальянским послом.

— Мне нужны перчатки. — Оживление; его зацепило. — Иди и разбуди моих вышивальщиц. Духи,— поворот руки, — из амбры и корня фиалки.

«Сумасшедший».

— Мальчик — венецианский мальчик...

— Орацио, милорд? Взял стрелы. Будет Амуром.

— Должен спеть мое Эхо.

«Абсолютно сумасшедший. Живет среди призраков».

— Будет сделано. Но сейчас... — Взгляд на Калдера, ее реплика: еще один реверанс. — Ваше стимулирующее средство. Чтобы поднять ваш дух для такой большой работы. Девушка из Фессалии, милорд, ее мать недавно умерла. — Возбуждение. Темные глаза повернулись к Калдеру, ребенку в черном. — Отец продал ее.

Враг смотрел на него, как покупатель на хлев мясника; потом выбрал.

— Покажи мне.

— Подойдите, мадам. — Вампир раздел мальчика, поворачивая его то одной стороной, то другой. Он играл роль священника, прислужника при жертвоприношении; мальчик играл свою роль: скромная девушка, трепетавшая, когда с нее снимали очередную часть одежды. Но Калдер пока терпел, изучая. Так: каминную полку поддерживают сатиры. Гобелен с Лукрецией. Около кровати открытая книга Аретино. Стол с золотой шкатулкой. И в ней?

Он дрожал как заяц: никаких действий. «Это пьеса. Я могу переделать ее так, как я хочу. Переиграть».

С этого зайца содрали шкуру, и слуга держал его так, чтобы хозяин мог видеть: дрожащая девственница, обнаженная, одетая только в сорочку. В глазах, прикрытых тяжелыми веками — жадность и холодное одобрение.

— Она сделает. — Он обнажил свой член. — Иди сюда.

И Калдер услышал, как ключ поворачивается в замке. «О боги». Вторая дверь наверно заперта. Окна быстро закрыли ставнями. Кровь стала холодной, как лед.

Его тюремщик подвел мальчика к зеркалу, сам стал позади.

— Что ты там видишь, девочка?

— Лицо моего брата. Его смерть.

— Этих слов нет в твоей роли. — И Вер дал ему пощечину, в ушах зазвенело. — Итак?

— Как захотите, милорд.

И получил вторую пощечину.

— Говори моими словами. Что ты там видишь, девочка?

— Шлюху. — Большие глаза наполнились слезами. Трюк, которому он научился у Тимминса.

О сжальтесь над молящей той,

Что песни вам поет,

Пусть ваша милость добротой

Наполнит гордый рот.

О сохраните честь мою,

Оставьте девой, о!

Явите доброту свою

И жалость, божество!

Его милость обошел мальчика кругом, теребя свой член.

Калдер плакал и думал. Сейчас он должен начать говорить стихами, сочиненными Беном. И, тем не менее, ему уже помешали. Но, все-таки, действие пьесы должно пойти по-другому, иначе он умрет.