— О, господи, помилуй нас! Идем и поможем ему! — Не они. Каждый за себя, они бежали, кричали, молились и непонятно что болтали, хватая все, до чего могли дотянуться их руки: салфетки, бутылки с бренди, серебро, сосиски. Они бежали как дворняжки.
Такое милосердие могло бы вызвать рвоту у самого Христа.
И только ночная ведьма осталась спокойно сидеть за столом.
— Где милорд держит табак? Моя трубка пуста.
— Иди отсюда. В этом доме — смерть.
— Я зарабатываю на этом. Это профессия, моя и твоя. Я сводня, ты сводник.
— Наглость. Иди. — Его шпага.
Ее шпага.
— Сейчас. Пора подвести счет. — Радостно вскочив на ноги, Бен бросился на него. Неравная драка: Бену мешали нижние юбки, хотя он был выше ростом. Короткая яростная схватка, и он отбросил злодея к стене буфетной.
Сводник вытащил нож. Шпага и кинжал вместе, атака, перекрестный отбив. Шпагу Бена отбросило вверх.
Парировав, соперник нанес удар.
Отбив, Бен сделал ложный выпад и отскочил назад. И упал, споткнувшись о какую-то кучу.
Вампир бросил стилет и шагнул к нему, держа шпагу обеими руками: последний удар, сверху вниз. Его подвело соблюдение правил. Бен ударил ногой.
Вой, враг заскользил и отпрыгнул, чтобы не потерять равновесие. Слишком косой удар.
И тяжелый Бен рванулся вверх, как арлекин. Взмахнув шпагой, он снес полку над собой, и дождь из оловянных кружек пролился на Вампира, заставив того податься назад. Сводник зашатался и, потрясенный, замотал головой. Бен схватил сковородку — О благородная Грета! — и с громким звоном опустил ее на голову врага.
— Сейчас ты упадешь на собственный кинжал, — сказал он, встав коленями на грудь сводника. — И он потянулся за стилетом, наполовину похороненном среди осколков. — И я скажу о тебе прощальную речь: О, безвременно !.. И так далее.
Слуга Минотавра сплюнул.
— Актер.
Бен вонзил ему кинжал между ребер.
Кровь волной хлынула изо рта. Но глаза еще понимали. И ненавидели.
— Твой хозяин ждет тебя в аду; иди, служи ему там.
Глаза потухли.
Бен взял его ключи; потом сомкнул пальцы мертвого на рукоятке шпаги.
— Бог тебя простит.
Затем он отправился на поиски Калдера. В дом вошли сводня и ее подопечная-шлюха. Уходят: Постум и Мальчик. Выйдя, Бен вымазал мелом дверь.
Саутуарк, Хэллоуин 1604
Два мальчика разговаривали в большой комнате, пустой, как любой чердак. Тимминс, в ночном халате, сказал:
— А ты, в обмен на целый мир, могла бы?
«Пройтись ночью по кладбищу? Взобраться на дерево?» Так говорят дети, чтобы найти предел их мира, его самое далекое от середины место: О от I. «Ты бы убил человека? Если он убивал детей?»
И Калдер, с расческой и зеркалом:
— Вы — разве нет?
— Нет, видит свет небесный!
Второй улыбнулся.
— Чтобы бы небесный свет не видел, я дождалась бы темноты.
Бен наблюдал из артистической уборной: пьеса Уилла о венецианском мавре. Не безгрешная, конечно. Один мошеннический трюк с платком чего стоит! Тем не менее в фаворе: завтра будут играть в Уайтхолле перед королем. Подстриженная живая изгородь. И все-таки подстриженная плохо — есть цветы, есть и шипы. Но его захватило. «Поет: Ах, ива, ива, ива...» Но это мальчик. Не ангельский голос, спорить нечего: его красота в хрупкости. Устремившееся вверх слабое пламя свечи, которое может задуть любой мужчина.
Он подумал, что должен уйти, прежде чем дело дойдет до подушки.
Но Дездемона, в пьесе умирающая, оживет, встанет и изящно примет комплименты. Съест силлабаб. (Вот почему юный Тимминс любил играть при дворе. Закончит как Фальстаф, но его это не беспокоит). Он расширит свой мир, круги от него распространятся наружу. Он сможет лежать с тем, с кем захочет или любить без ответа; может болеть, ссориться или радоваться; ненавидеть, учиться, горевать, путешествовать — и вырасти таким же круглым, как сам Бен: пока круги не закончатся на том берегу.
Это то, что сделали он и Калдер: оставили одну судьбу провидению.
И Рейф? Ему отпустили грехи (хотя это очень сомнительно, боялся Бен). Он сидел в своем чердаке, как червяк в ореховой скорлупе. Много читал; хорошо играл на сцене; начал исправлять старые пьесы. Но еще не показал ни одну. Только говорил, что иногда видит плохие сны.
В тайне, которая отмечала все это сырое лето, Бен привел священника к уголку Питера на клочке ничьей земли. Он могилы несло кошачьим дерьмом и разложением. Но Рейф прошелся по ней с граблями, выполол сорняки, и сделал каменную пирамидку. И он носил траур. «Эту землю нельзя освятить, — сказал священник. — И мой камзол тоже, хотя я ложусь в нем, —сказал Бен: — я прошу благословить душу того, кто лежит там».
Ни один камень не был воздвигнут, чтобы оплакать Оксфорда, хотя он лежал в соответствующей его рангу земле. Тем не менее Бен помолился за него, по справедливости — и да, даже за одного Вампира.
Двигаясь тяжело — и так осторожно, как он только мог — по взрытой земле, он остановился и купил за шесть пенсов у уличного торговца.
Следующий день был кануном Дня всех душ: в эту ночь он будет молиться за душу Питера Витгифта и всех невинно умерших. Но в эту ночь, в Хэллоуин, он пришел туда, где похоронен Питер Витгифт, и положил апельсин на его могилу.
Уайтхолл, вечер накануне Первого мая 1606
— Измените мой пол, — сказал Калдер. Бородатый мужчина — лорд, солдат — в ужасе посмотрел на нее. Тем не менее ничего не сказал: он словно глядел в сердце печи, в которой рождалась алхимия. Ее отсвет лежал на его лице. Шаг назад, сильный порыв ветра взъерошил его волосы. Страсть ослабила этого мужчину.