Крикни Убийца, тоненьким голоском - Страница 5

— Когда лопаты кончили свою работу, — тихо сказал Бен, — я провел для него службу.

— Вы священник?

— Актер. Но мои молитвы так же истинны, как и любые другие.

— Я знаю ваши пьесы, магистр. Я видел вашего Рифмоплета. И Сеана...

Aposiopesis. (Дальше - тишина.) Было ли это настоящее уважение или политика, он не мог сказать.

— Им не хватает гигантов?

— Да, сэр. Вы использовали Гиганта Сенеку, и украли его сапоги. Потом срубили бобовый стебель и сделали из него арфу и все такое.

— Ты наглый ребенок. — Но он был польщен, и мальчик знал это; тем не менее его это не беспокоило.

— Я на вашей стороне, сэр. Когда мы лжем, мы говорим правду.

Умный чертенок. Видно, что он жил (скорее голодал) на улице.

— Я могу посмотреть?

Молчаливое согласие. Пожал плечами. Что он может найти?

Да уж, эту комнату он знал. Совершенно голое место под куполом грез. Крытое гнилой соломой, плохо отштукатуренное. Все планки сгнили и изогнулись, как от удара. Доски пола в дырах. Того и гляди, ботинок застрянет. Вся мебель гроша ломанного не стоит. Соломенная кровать, без постельного белья. Пара ящиков, для удобства. Подсвечник. Ночной горшок. Полдюжины гвоздей. Их запас? Он обратил внимание, что нет взятых взаймы сценических костюмов. Деревянные мечи. Свирель и маленький барабан. На штукатурке каракули, сделанные углем, на двери — мелом. Так. На полке маленькая мастерская: огрызки карандаша, листы бумаги, шепотки блестящих минералов, горшки с землей, кисточка или две, и ряд яичных скорлупок, запачканных изнутри. Он перевернул их своими большими грубыми пальцами, поставил отверстием вниз. Хорошенькая алхимия. А вот и их библиотека: пять или шесть пьес в кварто — опять Шекспир — непереплетенных; части для изучения, не та, которую он искал; разрезанные листы с балладами; пара песен выложены отдельно. А, вот. Покрытый лисьими пятнами Вергилий, без заглавия. Овидий, покоробленный водой.

— Выперли из школы, а? Шрусбери?

— Ладлоу, сэр. Родился в Клуне. Мой отеца столяр.

«И его мать Уэльс, держу пари». Один из птенцов Глендовера. Дракон в яйце.

— А Витгифта?

— Он думал, что ткач. Но иногда говорил, что король фейри. Еще маленьким он стал искусным вором, и начал играть раньше, чем с него сняли распашонку. Говорят, что он играл мальчика Титании и старая королева рукоплескала ему; его называли Подменыш.

— Да, помню, — сказал Бен. — Маленький трубочист. — Эти зачесанные белые волосы, этот взгляд сияющего ужаса. Хорошенький, как свеча, которую так легко потушить.

— Я очень беспокоился, сэр, как он будет жить, когда вырастет, потому что все его искусство — в полной невинности. На сцене он всегда умирал. Я думал... — И мальчик посмотрел на полку с книгами.

— Умереть от голода вместе с ним? — Нет ответа. — Что, у него не было родственника, который бы оплакал его и помолился за него?

— Друг.

Который любил Венецию, зная всю его хрупкость.

Бен коснулся шуршащей компании масок.

— Его? Твои?

— Обоих. Вырезал он, но я сочинял для них истории. Пьесы. — Мальчик посмотрел вверх и вдаль, как на облака. — «Игра по Аркадии» поставленная «Слугами Королевы».

Бен хрюкнул.

— Вышла из моды.

— Устарела. Не великая Элиза, но старая Мэб.

— У моего сына... — Он не знал, почему он это сказал. — У моего сына была раскрашенная кукла; он упросил меня купить ее на Варфоломеевской ярмарке. Он назвал ее Цезарь Август, и укрепил на ней листья лавра и кресс-салата. В его истории эта кукла убивала великанов и правила луной.

— Вам нужно было научиться у нее этому искусству. — Мальчик улыбнулся. Тем не менее, несмотря на его умелую наглость — паж в комедии — в этих глазах стоял туман.

Глаза Бена были сухими. В этот год мириады невинных детей умерли из-за чумы. Зачем сетовать из-за одной единственной смерти, этого бродяжки? Да, мгновенно пришел ответ: потому что убийца присвоил себе корону смерти и привилегии священников, насмехается над провидением. И избегает правосудия. И тогда? Искусство — ты закон?

Над ним, поворачиваясь на нитке, скакал рыцарь, выставив копье в воздух. Меня призвали на турнир. Детская мечта из баллады, приключение Бедлама. Не его. «Крикнуть Убийца? Бороться со злом? Почему именно я? — Потому что ты не может перенести твою войну на небеса», — поучающе произнес холодный внутренний голос. Бен смог — с ужасом — стихами описать смерть своего Бена, свое беззвучное горе: Схоронил здесь, без сомненья / Бен Джонсон лучшее свое творенье. Смог измерить свою боль с небесной точностью: назвать это справедливостью. Смог изложить в стихах. Но не смерть мальчика-актера. Здесь нужна не элегия, но действие.

Сейчас, сейчас его дебют. Он коснулся рыцаря.

— Эти краски должны дорого стоить. Вот ляпис-лазурь. — Ни слова. — Как он получил их? — Отшатнулся. Не возразил.

— Он действовал как Ганимед? Ceverene solebat?

Удар, по подставленной щеке. Волна — белая, потом красная, глубокая полоса вспухла, как будто человека ударили ножом в воде. Схлынула. Тем не менее не быстрое отрицание или ругательство, но ответ.

— Ни с одним человеком из тех, кого я знаю, сэр. Мы вместе с ним спим — спали — в одной кровати, в этому году и раньше. — Молчание. — Только... он очень любил похвалу. Ласку. Я не могу винить его за это. Мы все работаем ради удовольствия публики.

— А до этого года? Есть такие мастера, которые ласкают своих подмастерьев.

Калдер ухмыльнулся и прикусил губу.

— Мастер Раддок? Он предпочитает шлюх. Мы слышали снизу страшный переполох.